Цена свободы

- Сколько можно?! - наконец не выдержал он, - Ты бы хоть что-то полезное сделала! Не лес, а райские кущи какие-то. Который день за тобой наблюдаю, все одно и то же. До оскомины на зубах. Даже поохотиться не на кого! Никакого страха у твоих зверей - сами ложатся на спину и задирают лапки в стиле "почеши мне пузико"!

- Тебе обязательно убивать, чтобы чувствовать себя полноценным?

- А ты, наверное, думаешь, что я способен только восхищаться твоей красотой или умиляться этим всем?! - он оглянулся по сторонам и едва сдержался, чтобы не добавить что-нибудь обидно-презрительное.

Ли горько улыбнулась и ничего не ответила. Возможность слышать его мысли тяготила, наверное, даже больше, чем его тяготило ее оскорбленное молчание, которое затягивалось порой на недели.

Он не видел ее лица. Не потому, что она склонилась над своим новым проектом, и теперь длинные, иссиня-черные волосы сплетались с высокой травой, а потому, что дерево, под которым она устроилась, постаралось бережно укрыть ее от назревающего скандала.

"Защитнички," - насупился он, наблюдая, как гибкие косы Тендера опустились над Ли, закрывая ее, словно ширмой, мягко покачивающейся под дуновениями ветра. Его порывы изредка раздвигали податливые ветви, словно приглашали подсмотреть за тем, что происходило под зеленым шатром.

Собственно, не происходило ничего нового. Она не поменяла позы, не подняла лица, чтобы встретиться глазами с ним. Единственное, что свидетельствовало о напряженной работе, - яркий светящийся шар меж ее ладоней, что с каждым мгновением увеличивался, ускоряя вращение вокруг собственной оси. Вот он уже превратился в клубок подвижной энергии, постепенно меняя очертания, приобретая форму. Несколько минут спустя у ее ног сидел очередной пушистик с огромными, наивно-преданными глазами. Последние капли света стекли с ладоней Ли, растворяясь в зрачках зверя. По рыже-полосатой спине вдоль позвоночника у него распускались белые цветы. Воздух наполнил свежий аромат. Вопреки всем ожиданиям - никакой приторной сладости. Этот аромат обладал почти гипнотической силой, лишая всякого желания спорить.

- Этот не будет ложиться на спину, - ее голос звучал уверенно и в то же время мягко. - Как мы его назовем?

- Послушай, - с досадой отозвался он, усилием воли преодолевая охватившее его ленивое оцепенение, - тебе обязательно раздавать имена?

- Конечно, - теперь она смотрела ему прямо в глаза. - Каждая живая душа здесь должна иметь свое имя. В конце концов, только так происходит разделение. Пока у него нет имени, - она потрепала зверя за ухом, - он остается всего лишь частью меня. Как только я дам ему имя, он свободен. Иди, Тито, - мягко обратилась Ли к глазастому чуду.

Она встала и сделала пару шагов в направлении к нему. Ревнивое дерево воспользовалось мгновением, чтобы скользнуть ветвями по длинной шее, обвиться вокруг упругой груди, поцеловать каждым листиком обнаженные плечи. Точно так же вели себя травы, ласково охватывающие ее крепкие лодыжки, дотягиваясь до колен и выше. Ли обожала шелковистость этих прикосновений и чуть прикрыла глаза от удовольствия.

- Мне совершенно не понятен твой гнев, - добавила она с интонацией мурчащей кошки.

- А мне не понятен смысл такой жизни, - он все еще боролся с остатками апатии. - Что проку в этом мире? Ты окружила себя подобострастием, поклонением...

- Это не правда! - почти обиделась она. - Что плохого в том, что все живут в мире и согласии?

- Да, конечно, им делить нечего. Каждый раз ты создаешь что-то новое или кого-то нового - единственного в своем роде, прикрываясь оправданием, что не хочешь повторяться, ибо это банально. Ты никогда не думала, что им должно быть жутко одиноко? Какой ценой ты получаешь этот волшебный мир без боли, крови, смерти и сопротивления?

На мгновение Ли задумалась. Он видел, как она с сомнением взвешивала его слова. В конце концов она снова заглянула ему в глаза.

- И это не так, - теперь ее тон звучал снисходительно, словно ей пришлось объяснять простейшие вещи. - Нас ведь двое.

- Правда? - теперь пришла его очередь горько усмехнуться. - А как меня зовут?

Она удивленно и несколько смущенно пожала плечами. Сияние вокруг нее несколько ослабло, что еще четче очертило красивый женский силуэт, словно выливая ее в этот мир наравне со всеми остальными. И в нем острой болью отозвался ее взгляд. Все же, он обожал эту женщину.

- Так ты просто ревнуешь? - неуверенно осведомилась она. - Тебе просто хочется иметь имя?

- Ты ведь сама минуту назад утверждала, что каждое живое существо должно как-то называться.

- Но... - Ли обняла себя за плечи, словно хотела согреться. - Ведь это все, - она обвела взглядом поляну, - для тебя...

- Для меня? - он мрачно усмехнулся. - А я существую?

- Конечно, ты существуешь!

- Тогда скажи, почему ты так боишься дать мне свободу!

- Но ведь я люблю тебя... - это прозвучало больше как предположение, чем как убеждение.

- Ты любишь себя во мне, - он в сердцах пнул гриб-брызговик, и тот, издав обиженный пшик, рассыпался на миллиарды цветных капель, которые зависли между ними радугой.

Ли улыбнулась радуге и вздрогнула от его стона. Высокий и статный, он выглядел откровенно несчастным. А ведь она столько сил и любви вложила в каждую его черточку, в каждый мускул. Теперь он молча развернулся и пошел прочь.

- Конечно, ты прав, - прошептала она ему вслед, - ведь ты - часть меня...

- Меня зовут Май! - донеслось из сиреневых зарослей, - Май! Это мое имя! Раз ты не хочешь, то я сделаю это сам!

- Наконец-то! - явное облегчение слетело с ее губ тихим дуновением. - Наконец-то... - и на ее лице засветилась счастливая, расслабленная улыбка.

- Наконец-то... - прошелестел лес, впитывая в себя остатки ее сияния и погружаясь в волшебные туманные сумерки, в которых каждое живое существо увидело свое живое отражение.

Утром Май долго смотрел на нее, не решаясь высвободить затекшую руку и потревожить ее чуткий сон. Когда ресницы Ли легко дрогнули, он тихо спросил:

- Где твое облако света, богиня?

Ли, не открывая глаз, указала вверх, где завис огненный шар, освещающий теперь этот мир.

- Моя любовь стала свободной, - так же тихо ответила она, счастливо улыбнулась и потянулась к его губам.