Как холодно порой! И... страшно отказаться.
В иллюзии любви уже удобно жить,
Оправдывая сны размером облигаций.
Сшивает лоскуты благополучья нить.

Семейный наш очаг поддерживают лета.
Дрова из тихих дней. Сойдет за хворост год.
Улыбка на губах - фальшивою монетой.
Ты должен... Я должна... И дел невпроворот.

Простой самообман. Давно на автомате.
По расписанью дни. В постели - просто долг.
И хочется порой поставить точку: Хватит!
Любовь или контракт? Какой с нас в жизни толк?

Но мы молчим. Очаг храним по мере силы.
Иллюзия для всех со вкусом забытья.
Другую ты во сне назвал сегодня милой...
Я видела ее. И Бог тебе судья...

Нет. Не сержусь. Давно к другому сердце рвется.
Но кто же для тебя и завтрак, и обед?
Та девочка, мой друг, - таблетка для эмоций.
И я... тебе нужна. И вариантов нет...


Нельзя

"Мой милый мальчик..." - и рука
опять замрет на первом слове.
Меня ты выпил в два глотка.
Всю. До последний капли крови.

Не прикасаясь. Только взгляд.
И так пронзительно, до боли,
во мне слова твои горят...
Огнем горят, лишая воли.

Я помню все до мелочей.
Сквозь яркий свет и чьи-то тени
твой громкий смех: "А я ничей
опять!" - и мне, -"Мое почтенье!"

"Я тронута..." Глаза в глаза -
твой смех на вздохе замер... Боже!
Нас этот взгляд навек связал,
как молния, пронзил до дрожи...

Я, в каждом сне опять скользя
рукой у губ твоих, срываюсь,
шепчу: "Нельзя мой друг, нельзя!" -
в слезах средь ночи просыпаясь.

Никто мне права не давал
хоть раз из губ твоих напиться.
Сверкает твой инициал
кристаллом соли на ресницах...

Нет

Опять сказала "нет". И в канделябрах свечи
рыдают без конца, меняя воск на свет.
Тьма крыльями любви вновь обжигает плечи,
и эхом вторит пульс безжалостному "нет".

Агония страстей клеймит немилосердно,
таврует сердце боль, как привкус забытья.
Бессильна эта ночь. И бабочкой концертной
пусть выпорхнет в окно, плеснув в бокал коньяк.

Расплачется рояль, едва коснутся клавиш
две трепетных руки, щадя глаза от слез.
Досадное faux pas. Реальность не исправишь
осколками любви, не принятой всерьез.

Пустое "нет". В висках садняще: "Чем я хуже?"
Пьянящий флер духов, интимный тет-а-тет -
все лишь мечты. Жена -увы!- должна быть с мужем.
 А опоздавшим рок - довольство нежным "нет"...

Они любили

ах, как любили, зажигая зори,
теряя притяжение Земли!
смеясь, целуясь, соглашаясь, споря, -
остановиться в страсти не могли...

их мнение толпы не волновало.
весь мир таился в свете милых глаз.
им было жизни бесконечно мало,
как мало может быть в последний раз...


Королева ночи

За завесой голубого дыма
от сигар и призрачных побед
ты, обожествляема другими,
кутаешься в их желанья свет.

Жест вальяжный, гордая осанка,
комплименты под ноги ковром...
Кто ты, вожделения вакханка?
Кто тебя укрыл своим крылом?

Город просыпается с рассветом -
ты устало закрываешь дверь.
День не знает, кто ты, с кем ты, где ты.
Адрес твой ушел в реестр потерь.

Ночь с повадкой псевдоджентльмена
нагло липнет тенью на бедро
в казино судеб, где неизменно
вновь душа ложится на зеро.

Ты давно не веришь в призрак счастья
и давно привыкла быть ничьей.
Жизнь лежит, разбитая на части,
на осколки прожитых ночей.

Ариадна

Дни - друг за другом следами в песок.
Губы твои мягко нежат висок.
И прижимаясь к ладони щекой,
шепотом льюсь, как широкой рекой:

"Небо мое! Словно птица - душа!
Мне бы обнять тебя - крылья дрожат...
Спряталось облако в шелке волос.
Как же тебе приручить удалось?

Прахом слова: нет таких у людей.
Сердце - в залог твоей жизни. Владей!
В силах сегодня судьбу изменить
я, Ариадна. Любовь моя - нить.

Благословляю дыханье твое..."
Жажда реальность в иллюзию вьет.
Только... на бой Минотавра маня,
ты обещал в жертву мойрам - меня...


Любовница царя

Легко ли быть любовницей царя?
Ведь для него всего важней корона...
И каждый день вещающий с амвона
с укором брызжет истиной, что зря.

А царь стоит с женой у алтаря
и даже взгляда в сторону не бросит...
Исподтишка негаданная проседь
виски его целует. И навряд

заметит он сейчас, как ждут глаза
и пальцы, как горят прикосновеньем...
Любовница? Ей счастье по мгновеньям,
и шаг за шагом, сделанный назад.

Но встретив ночь, оставив груз забот
и отложив тяжелую корону,
оставив роль, навязанную троном,
он в комнату уютную войдет,

моля Всевышнего не торопить восход,
обнимет сына, поцелует в глазки...
Любовница - его простая сказка.
А про финал... он сам себе солжет.

Маскарад

Венецианский маскарад
в который раз срывает маски
с сердец, обманывая сказкой
средневековых балюстрад.

Игра в разгаре. Позабыт
ажурный веер на перилах.
Ложь, растворенная в чернилах,
пьянит неистовством мольбы

о поцелуе. Кринолин
прошепчет "да", страшась огласки,
обетом наслаждений райских...
Соблазн не требует причин.

Безумье третьих петухов
благоразумие разбудит.
...Воспоминание о чуде -
как легкий флер ее духов.

Четыре строчки сквозь "Прощай!"
На белом шелке темный волос.
И безутешно всхлипнет в голос
поспешный утренний трамвай.


О чем они молчали

она:

Давай, сыграем партию!
Смахнем с фигур слой пыли.
Чур, я играю белыми!
И словно в первый раз,

пойдет в атаку гвардия,
коней жар схватки взмылит...
Твой ход! В пылу дуэли - мы -
в Армагеддоне глаз!

Азарт пьянит неистово,
ты вновь молчишь о главном,
просчитывая бдительно
возможный поворот.

Играем в игры с истиной
и лжем порой бесславно,
считая ложь спасительным
движением вперед.

Максимализм, расчерченный
на клетки. И до боли
ясна и недвусмысленна
родная колея.

Соперник мой доверчивый,
ты так увлекся ролью!
И черно-белым выстлана
вся жизнь... и смерть твоя. 

он:

А знаешь, сверху видится
песчинкой боль любая,
мгновеньем - ожидание,
любая скорбь - пустяк...

И лишь душа-провидица
всей жизни цену знает.
Она во всех блужданиях -
единственный маяк.

Давай сыграем! Может быть,
за тихим разговором
замрут часы устало и
смирится жизни бег.

Оставь. Забудь, как должно бы.
Сегодня форс-мажором
мы - лишь желанья шалые,
в сплетении навек...


Святочная ночь

Та святочная ночь дышала тайною:
Колядками сыта, весельем пьяная,
усталость скрыв под стылой чашкой чайною,
молчала, изузорив неба край. Но я

сжигала ночь в угоду предсказаниям
и глохла в тишине от одиночества,
забыв о безмятежности незнания
и веруя сомнительным пророчествам.

Терялась в зеркалах и отражениях,
кормила пламя тайными вопросами.
И плакал воск в бреду самосожжения
горячими слезами безголосыми.

Еловою смолою одурманена,
не знала я тогда простейшей истины:
Нет судеб изначально отчеканенных.
Нет жизней предварительно прописанных.

Испанка

В ожиданьи проходили вечера,
Одиночеством мгновения звучали...
Сердце билось так отчаянно: "Пора!"
и звенело музыкальными ключами.

Тихий стон аккордом собственной тоски
отражался в пустоте и тусклом свете.
Изнывал по ласке каждый нерв в изгиб,
мучим жаждой и надеждой - Бог свидетель!

Заклинаньем шепот: "Слова не скажу!
Не поддамся на изящные уловки!
Как он смеет?! Он глупец! Глупец и шут!
Не позволю вить из гордости веревки!"

Но сменяя муки ада - сотый круг -
к ней опять тянулись трепетные руки,
и она вздыхала робко: "Милый друг!" -
отдаваясь без остатка в плен излук их.

Рассыпая в мире ритмов волшебство,
сердце вторило мотиву песни старой.
О любви не знала больше ничего
эта старая испанская гитара.