А снегопад - как белый пух. Его круженье
заворожило белый свет.
Запорошило
вчера и завтра. Параллели, искаженья
сровняло белым. Пятен нет.
И лишь чернила
тончайшим росчерком пера, стихом по краю
спасут от полной немоты.
Остановиться
не в силах. Этот белый вальс... Я им сгораю.
Твои признания просты.
А на ресницах -
печатью нежный поцелуй. И жар камина
накалом белым лавит кровь,
табу не внемля.
Легки, как пух, мы упадем в сугроб перины:
Меня собой укроешь вновь,
как снегом землю...
Весна! Ты чувствуешь? Весна!
Ты так хотел ее прихода!
Такая чудная погода,
и нам ночами не до сна.
Еще чуть-чуть - и соловьи
наполнят сладкою тоскою
весь лес. Не будет мне покоя,
пока я губы жду твои.
Я утром солнечным лучам
глаза и щеки подставляю
и таю от любви, и таю
в желании припасть к плечам
твоим. И ветер жадно пьет
из губ моих твои признанья.
Я знаю - нет мне оправданья -
грехам мои неведом счет.
Но Боже мой! Какая малость!
Всего лишь счастье глаз твоих
и тайна встречи на двоих...
Минут, как видишь, не осталось
во всей Вселенной бесконечной.
Лишь рокот сердца твоего.
И не осталось ничего
сверх той любви, что будет вечно
гореть и ночи рвать сияньем
сквозь сотни тысяч лет и впредь!
Ей невозможно умереть!
Ей нет преград и расстояний!
Ароматами пряными
кружит голову лето.
Как безумием пьяны, мы
только страстью одеты...
Снова дрожь... и сознание
растворилось за гранью.
Мы с тобой - птицы ранние,
пьем друг друга дыханье.
Мы с тобой - две сверхновые.
За спиралью неверий
в небеса васильковые
отпускаем потери.
Растворясь в восхождении,
не гадая, что дальше.
Без мольбы о спасении.
Без раскаянной фальши...
Да, ночи все длинней, стихи наивней.
И дикий виноград сгорает от стыда,
подслушав невпопад оброненное "да"
в рыданиях последних теплых ливней,
томится от запретности желаний,
ладонью краснопалой трепетно щеки
коснется и молчит. И как-то по-мужски
холодным каплям подставляет грани.
Бесстыжий ветер, вновь презрев приличья,
бьет шквалом по лицу до слез, до вспухших губ,
рвет волосы, шальной, опять ревнив и груб,
но скрыть любовь за наглостью мужичьей
не в силах. Я пойму. И эту осень
поведаю тебе на ухо горячо,
не сдерживая слез и стонов. И в плечо
твое уткнусь, уснув с рассветом поздним.
Молю тебя! Вернись в мои объятья!
Без нежности твоей я замираю
холодным сном, подобием распятья,
пустыней льда... и тишиной больная
дрожу от одиночества. Вернись!
Губами ненасытными согреты,
трепещут пальцы, окунаясь в небыль...
Пылает сладким зноем бабье лето.
В глазах твоих целую снова небо
и каждым нервом ощущаю жизнь.
Рассыпал август жемчуга
в ладони ночи.
- Не будь, красавица, строга!
А ночь хохочет:
- Решил купить свою мечту
за горсть жемчужин?
Изволь, я в косы их вплету.
Поможешь? Ну же!
Но не надейся, что теперь
тебе все можно!
- Не обману тебя, поверь!
Я осторожно...
Гляделась ночь, как в зеркала,
в глубины моря.
И звездопада не смогла
сдержать во взоре.
Она привыкла отпускать -
не быть рабыней.
Вот минет август. И опять
весь мир остынет...
И в зябкой мгле ноябрьских риз
тоску укутав,
вновь вспомнит теплый летний бриз -
все, до минуты.
Безумие горячих губ,
переплетенье...
Разлита страсть на берегу
подлунной тенью.
Всего лишь тридцать легких снов.
Зарок не нужен.
Растает август. Вместо слов -
лишь горсть жемчужин...